Название: Дорога домой
Автор: serial.2012
Бета: Radioactive Scorpion
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Ниган/Карл
Категория: слэш
Жанр: Драма, Любовь/Ненависть, ООС
Рейтинг: R
Саммари: На форуме Экслера одна из посетительниц сказала:
Просто...зачем отдавать такого милого ребёнка, как Карл?
Тем более, что, хоть папка за него горло и перегрызёт, причём в прямом смысле, но по факту мальчику одиноко, обидно и вообще.
А Ниган бы за ним присматривал, Карл бы не влипал вечно куда-нибудь, хорошо питался, вовремя ложился спать. И ему бы периодически говорили, какой он замечательный, даже с одним глазом.
Что ж, здравая мысль, верно? Этот комментарий и заставил меня задуматься, а что если б?
Примечания: Для меня Ниган и Карл - это кинковый кинк)
1. Он всё время злится. Постоянно. Карл не может вспомнить и дня, когда в висках не отстукивали бы крохотные раскалённые молоточки. Он не знает, когда именно это началось. Когда они с мамой пришли к отцу в больницу? Мама улыбалась, уголки губ нервно и жалко дрожали.
— Папа поправится, Карл, я обещаю! — Она прижимала его к себе слишком сильно, до боли сжимая плечи, и цветочный аромат духов забивался в ноздри.
Потом он услышал много обещаний, но то, мамино, осталось единственным сбывшимся.
Были мама и Шейн, отскакивающие друг от друга при приближении Карла, точь-в-точь старшеклассники в школе. Был измотанный уставший отец. Шейн, за что-то злящийся на Карла. Растерянная Андреа, хватающаяся за пистолет при каждом удобном случае, а у самой глаза как у загнанной лани. Дейл, пытающийся всех успокоить. Был доктор, который решил убить их всех. Была пропавшая София.
Карл не помнил, когда гнев поселился в нём, вполз под кожу, разросся, угнездился, но он помнил момент, когда гнев впервые прорвался, заговорил в голос.
— Давай, пап, прикончи его! — Слова вырвались сами, и никакого чувства вины, только облегчение оттого, что молоточки, крохотные раскалённые молоточки перестали стучать в виски.
Отец так ничего и не увидел, ни тогда, ни потом, когда Карл выстрелил в Шейна. Мама забеспокоилась: видимо, почувствовала что-то, сама не понимая что. Иногда она смотрела на Карла, словно пыталась понять: её ли это ребёнок? Это всё ещё её голубоглазый малыш Карл, расхаживающий по ферме в счастливой шляпе? Мама не была трусихой, но Карлу казалось, что она упорно закрывала глаза, не хотела видеть, что он меняется. Оправдывала его слова грубостью или непониманием, требовала извиниться, настаивала, чтобы слушался отца. Только умирая, позволила себе взглянуть на него трезвым взглядом.
— Ты сильный, умный, добрый, смелый! Пусть этот мир не испортит тебя, Карл. Я надеюсь, он не испортит…
Твердила, как заклинание или как молитву, бесполезную и бессильную.
Мир уже его испортил. Сделал неправильным. Правильные мальчики не стреляют в людей, не проезжают равнодушно мимо взывающих о помощи. Правильные мальчики не хотят никого ударить, разбивая губы в кровь. Не хотят ни на кого кричать-кричать-кричать, срывая голос. Чтобы перестал быть слабаком, чтобы перестал обращаться как с ребёнком. Чтобы посмотрел, чтобы увидел, наконец. Но отец не видел, слишком занятый проблемами их маленькой, но на удивление живучей группки. Решал первоочерёдные задачи, обсуждал что-то с Мишонн, с Дэрилом, и Карл учился справляться с гневом самостоятельно. Понял, что его надо подкармливать, словно зверя, бросать ему изредка сырого мяса.
Однажды Карл убежал в Блок С, куда отец велел не соваться, но… Но к чёрту отца! К чёрту! На хер правила! На хер! В пизду! На хуй! Он хрипло шептал грязные взрослые ругательства, остервенело пиная ногами дохлого ходячего, когда за спиной раздалось удивлённое хмыканье. Развернулся Карл мгновенно, вскидывая дробовик и прицеливаясь, готовый выстрелить, но это был всего лишь Мерл. Мерл посмотрел удивлённо, но потом довольно хмыкнул:
— Что, пацанчик, тоже припекло? Неудивительно, с твоим-то папашкой. Каково быть сыном шерифа-Рика, э?
Карл растерялся, не зная, что ответить и не выглядеть при этом дураком, но Мерлу ответ и не был нужен, он снова хмыкнул:
— Знаешь, пацан, ругань, матюги — хорошо, но по-настоящему душу отвести можно только… — Фразу он не закончил, провёл по горлу своим крюком-протезом и дружелюбно подмигнул, словно просто новый сорт мороженого посоветовал.
Убить ходячего, или двух, или трёх. Или человека. Плохого, разумеется, человека. Он же не маньяк. Карл поймал себя на том, что обдумывает совет, то есть серьёзно размышляет над словами Мёрла.
Терзания отца или Моргана он не понимает, для Карла нет никакой моральной дилеммы. Ты просто делаешь выбор между своими и чужими, между «жить» или «умереть».
Но отец, Морган, Кэрол не могут выбрать с такой же лёгкостью, и поэтому Карл чувствует себя ещё более неправильным, словно бы с червоточиной. С гнильцой внутри. Он скрывает свои мысли, пытается поступать правильно.
У него почти получается, пока они не оказываются в Александрии, напоминающей тихий мирный оазис. Ну, или клетку с хомячками. Наивными, неповоротливыми меховыми комочками. Пока другие озираются, восхищённо разинув рты, а отец говорит о новом доме, где все они будут жить дружно и счастливо, Карла потряхивает от гнева. Почему, пока они таскались по обезлюдевшим дорогам, эти не видящие дальше своих стен идиоты жили сыто и безопасно? Ни смертей, ни крови, ни голода. Ни выбора между «убей» или «умри». У них осталось время даже на семейные разборки. Разве такие идиоты заслуживают Александрию? Определённо, нет! Как ни странно, отец думает так же. Хотя ему, разумеется, и в голову не придёт дать старой моралистке пинка под зад и занять её место. Он пытается договориться. Опять.
А Карл слоняется по Александрии, пытаясь утихомирить гнев внутри и справиться ещё с одной проблемой. Однажды утром он выходит на веранду и видит Мишонн, которая проделывает обычный набор ниндзя-упражнений. Стоит в планке, потом начинает медленно отжиматься, подтягивая колени к груди. Карл и раньше наблюдал подобное с лёгкой завистью, даже пытался повторять, но в то утро… Солнечные лучи как-то по-особенному освещают её фигуру, словно отлитую из тёмной бронзы, длинные изящные мускулы рук, округлые ягодицы. Карл видит крохотные бисеринки пота на плечах, над верхней губой, пухлой и наверняка мягкой. Он отступает назад в дом, торопливо и бесшумно, а потом так же дрочит себе в ванной, зажимая рот полотенцем. После этого случая мир меняется. Карл видит опасную грацию Мишонн, манящий изгиб губ Мэгги, игривый разлёт бровей Саши, бесконечно длинные ноги Розиты, тяжёлую грудь Тары, колышущуюся под растянутой футболкой.
Отец злится, просит не занимать душ и не тратить всю горячую воду, но пересилить себя Карл не может, подавить это новое чувство ещё сложнее, чем справиться с гневом.
Он мастурбирует вечером перед сном, и утром в душе, и даже иногда днём. Губы, плечи, грудь, бёдра сливаются в один неясный, расплывчатый образ. Иногда, нечасто, но бывает и такое, что в манящем хороводе этих образов он видит злой прищур из-под спутанных волос или бугрящиеся мышцы рук под белой, покрытой жёсткими тёмно-рыжими волосами кожей. Честно говоря, тот факт, что он дрочит в душе на мужчину, Карла не сильно смущает. Он и так был неправильным, так что изменилось? Сегодня он трогает грудь Энид и неумело, но настойчиво целует её в губы, завтра стонет, сжимая зубами полотенце, вспоминая, как Дэрил натягивал арбалет, как умело и ловко двигались его пальцы, наверняка жёсткие с мозолями на подушечках. Как бы это было, если бы Дэрил обхватил своими пальцами его член? Или стиснул сосок? Жёстко, почти до боли. Или… Больше Карл ничего не успевает придумать: кончает так сильно, что колени подгибаются и ему приходится опуститься на пол душевой.
А потом он лишается глаза и всё становится плохо. Отец хлопает по плечу, улыбается ободряюще, словно ничего не изменилось. Он не замечает, не хочет замечать, что теперь червоточина у сына на лице, уродливая чёрная дыра. Но отец ничего не говорит, ни о чём не спрашивает, он упорно отводит взгляд, как и все остальные в Александрии, кто приветствует Карла неестественно бодрыми голосами, точь-в-точь вожатые в скаутских лагерях. И тогда Карл тщательно зачёсывает волосы, закрывая уродливую червоточину, и снимает шляпу только перед сном, заперев дверь спальни.
«Вы участники парада перемен. При этом можно дирижировать оркестром, а можно убирать мусор за участниками праздника. Вы сами делаете выбор».
Фраза сама всплывает из закоулков памяти, и Карл снова чувствует запах мела в классе, видит разноцветные рисунки на стенах, залитых солнечным светом, и миссис Кук в старомодной коричневой юбке. Она постоянно сюсюкала с ним, называла малышом. Наверное, поэтому слова про парад и перемены, так не свойственные ей, запомнились.
Карл сидит вместе со всеми в церкви, склонив голову чуть вправо по быстро выработавшейся привычке. Так волосы закрывают повязку на лице.
— Я участник парада, — шепчет он беззвучно и вспоминает.
Холодная мокрая земля, воздух, со свистом вырывающийся из горящих лёгких, и худые, жалкие пальцы Мэгги, прижатые к посеревшему лицу. Запах меди, бьющий в нос. Бессильный вой отца. Высокая фигура перед ними. Ниган вальяжно прохаживается, красуясь, взмахивает битой. Вот уж кто точно на параде. Грёбаная мажоретка с битой вместо тросточки.
— Давай, малыш, облегчи душу, поплачь, что ли. — Ниган усмехается, но смотрит внимательно, пальцы крепко держат биту. Вся его вальяжность, расслабленность — всего лишь обманка, как у дремлющего льва. Вот он щурится на солнце, а через секунду откусит тебе башку. Ниган не сводит взгляда с лица Карла, потом коротко кивает, словно зарубку на память делает, и парад продолжается.
Карл не плачет, только сжимает губы плотнее, щёки горят, словно от пощёчин. Весь их маленький сплочённый отряд вдруг оказывается таким жалким! Они всего лишь убирают мусор за участниками парада. Просто жалкие мусорщики — вот кто они такие.
У отца странно подёргивается подбородок и безумный блуждающий взгляд, Мишонн выглядит растерянной и сломленной. Саша, Мэгги, Дэрил, Юджин. Невыносимо видеть их такими.
— Ложись-ка на землю, пацанчик, и расправь крылышки. Больно? — Ниган снова добродушно улыбается, помогая Карлу опуститься на землю, затягивая жгут на руке. Карл не боится, ему просто холодно, очень холодно, и ладони Нигана кажутся приятно горячими, почти ободряющими.
Потом ему будет стыдно за эти мысли.
Отец начинает умолять, сначала тихо, потом громче, захлёбываясь слезами, путаясь в словах и слогах. Карл не хочет видеть его таким, когда Ниган стоит рядом, лениво помахивая битой.
За эти мысли ему тоже будет стыдно.
— Просто сделай это! Просто сделай уже! — Карлу кажется, что он орёт. Как тогда, после разгрома тюрьмы, в заброшенном доме. Он готов принять боль. Нет глаза, не будет руки — похер! Что там на очереди? Нога?
— Сделай это! — Он жмурится до алых всполохов под веками, вот сейчас, сейчас.
Ничего не происходит. Над головой раздаётся смех, Ниган одобрительно треплет Рика по плечу, словно туповатого пса, выполнившего сложный трюк, а потом Спасители просто уезжают, забрав Дэрила, а остатки отряда остаются переживать своё унижение и горе. Карл не плачет. Он помогает нести Гленна, то, что осталось от Гленна, в Хиллтоп. Потом помогает рыть могилы. Потом ещё одну, уже в Александрии. Он горюет… Конечно, он горюет и вместе с остальными оплакивает Гленна и Абрахама, и ночью, лёжа без сна, вспоминает высокую фигуру в свете фар и алый фонтан, взметнувшийся над сырой землёй.
— Теперь Александрия будет жить так! — Карл вздрогнул, словно проснувшись. Отец принял решение, теперь они не сами по себе, Александрия примет навязанные ей условия. Люди выходили из церкви и расходились по домам, молча, опустив головы, уже придавленные общим страхом, общей виной, общим стыдом. Они больше не участники парада, они мусорщики.
И раскалённые молоточки забили с удвоенной силой.
— Отец, нам надо поговорить. — Карл встал в проёме двери, наблюдая, как Рик торопливо собирается. Аарон и Мишонн уже ждали внизу в холле, о чём-то негромко переговариваясь. Сейчас все говорили приглушённо, словно боялись привлечь ходячих.
— Не сейчас, Карл, я вернусь, тогда и побеседуем. — Отец даже не повернулся, проверяя содержимое рюкзака.
— Сейчас! — Вышло громче, чем он намеревался, зато отец наконец оглянулся.
— Даже не проси взять тебя с собой, кто-то должен остаться в Александрии, нельзя бросать людей после… — Он осёкся, лицо болезненно сморщилось, а глаза странно блеснули. — После случившегося.
— После того, как какой-то маньяк размолотил голову Абрахама в кровавую кашу. А потом сделал то же самое с Гленном. А потом забрал Дэрила. — Карл потёр ладонью горло, слова словно резали изнутри. Вот теперь отец забыл про рюкзак, выпрямился, повернулся к Карлу.
— Ты хочешь что-то сказать мне, Карл? — Когда-то давно он стушевался бы от этого вопроса и тона, каким он был задан. Когда-то, но не сейчас.
— Хочу! Отец, ты принимаешь условия Нигана? После всего, что мы пережили? После всего, за что боролись? Ради чего воевали? Ты хочешь просто взять и… и… прогнуться под этого ублюдка? Отдать ему всё? Работать на него? — Последние слова Карл выкрикнул. Тихий разговор в холле смолк: Мишонн и Аарон перестали делать вид, что увлечены беседой.
— Карл. — Отец успокаивающе протянул к нему руку, намереваясь погладить по плечу. — Мы не можем рисковать. Ты видел, что Ниган сделал с нашими друзьями, мы не можем рисковать их жизнями.
— Но ты смог! — Карл яростно тряхнул головой, отходя на шаг, не позволяя прикоснуться к себе. — Ты уже смог! Ты забыл? Ты рисковал Хёршеллом, ты не принял условия губернатора и позволил убить Хёршелла! Что сейчас изменилось? Это просто ещё один псих под стенами нашего дома! Просто ещё один гребаный псих, которому надо дать отпор!
— Карл. — Отец смотрел на него со странным выражением, скулы напряглись, так что всё лицо казалось каменной маской, если у масок бывают мешки под глазами и недельная щетина, конечно.
— Ох, Карл. — Он вдруг шагнул к нему, обхватил, прижимая к себе, не позволяя отодвинуться. Карл неловко замер, чувствуя горячее дыхание в волосах и запах мятной зубной пасты. Он попытался отодвинуться, но отец не дал, удержав.
— Всё изменилось, Карл. Всё. Есть ты, есть Джудит, и я не могу. — Отцовское дыхание сбилось, стало сиплым. — Я не могу потерять вас. Понимаешь, не могу.
Глаз, тот, что остался, вдруг защипало, и Карл зажмурился, отзываясь на объятие, утыкаясь носом в отцовское плечо, чувствуя, как его успокаивающе гладят по спине.
— Карл, сейчас не время. Мы не можем выступить против Нигана сейчас, ты понимаешь? — Отец отстранился, глядя ему в лицо.
Карл выдохнул, кивнул: он понял. Отец больше не в состоянии драться, слишком боится потерять то, что у него есть.
2. Ниган уходил. Не торопясь. Небрежно закинув на плечо треклятую биту. А им всем только и оставалось, что смотреть вслед, давясь бессильным злым отчаянием.
Карл, прижимая к себе притихшую Джудит, стоял на веранде рядом с телом Оливии, глядя на широкую спину в чёрной кожанке.
Его дом осквернили, хотелось ошпарить кипятком каждую паркетину, вышвырнуть на помойку посуду. Выкупать Джудит, самому принять душ. Сейчас. Ещё немного, и Ниган уедет. До следующего раза, разумеется.
— А знаешь, Рик, я тут подумал. — Ниган остановился у ворот. Он так и не обернулся, но его голос был прекрасно слышен каждому в мёртвой тишине александрийских улиц. — Я подумал, что ты и твоя блаженная компашка слишком легко отделались. Это против правил.
Лица присутствующих словно выцвели, лишившись красок. О том, как погибли Гленн и Абрахам, знали все.
— Твой сын убил пятерых. Твоя дикая кошка ранила Люсиль. Ты за моей спиной запасаешься оружием, а я, считай, всего лишь пальцем тебе погрозил. Так не пойдёт, нет, сэр! — Теперь Ниган развернулся на каблуках удивительно изящным для такого здорового мужика движением. Улыбнулся уверенно и нагло.
— В случившемся не было злого умысла. — Рик, прихрамывая, вышел на середину улицы, и Карл заметил, что отец словно старается остальных укрыть за спиной. Глупая, смешная попытка.
— Есть только отчаяние влюблённой женщины и подростковая глупость. Уверяю тебя, подобное больше не повторится. Дай мне… — Он замолчал, рот скривился в болезненной гримасе. — Позволь мне самому разобраться со своими людьми.
— Ри-ик. Рик-Рик-Рик. Ты меня удивляешь. Ты же бывший коп, верно? Разве глупость или влюблённость служат оправданием для попытки убийства? Или убийства? — Улыбка Нигана стала шире, он выглядел не просто довольным, он предвкушал что-то, как тогда в лесу.
Сердце Карла болезненно сжалось: кто на этот раз? Розита? Аарон? Габриэль?
Отец ещё стоял посреди улицы между Ниганом и своими людьми, но плечи его поникли. Эта битва была проиграна до первого удара.
— Надо бы, конечно, мне, как джентльмену, предоставить Люсиль право выбирать. Как думаешь, чьё смазливое личико ей захочется подпортить?
Бледная Розита, храбрясь, вздёрнула мелко подрагивающий подбородок, но промолчала. Её лимит на героические поступки был на сегодня исчерпан.
— У меня есть предложение получше: и Люсиль останется довольна, и никому не придётся умирать. Возможно, не придётся. — Ниган обвёл взглядом замерших в напряжённом ожидании людей.
— Что ты хочешь? — Рик повысил голос.
Ниган помолчал, смакуя момент, потом указал Люсиль на Карла.
— Я хочу твоего сына.
— Карла?
— А у тебя есть ещё один? Так зови всех, я выберу, но, признаюсь, Карл занимает особое место в моём сердце.
— Нет! Он никуда не поедет! — Отец мотнул головой, отвергая саму мысль о том, что Карла можно отдать, словно щенка из приюта. Правой рукой он провёл около бедра, хватаясь пальцами за воздух, и Карл понял: отец пытается взять револьвер, несуществующий, отобранный Ниганом револьвер.
Остальные молчали, кто-то облегчённо отвёл глаза, стараясь скрыть невольную радость: «Не я! Не меня!»
Аарон, Мишонн, Тара словно бы подобрались, готовые к схватке.
— Снова дерзишь мне, Рик? — Ниган вроде бы не повысил голоса, но в интонации металлом лязгнуло нечто, отчего его люди как по команде напряглись, глядя на александрийцев, словно на мишени в тире. Блондинка с копной жёстких кудрей положила руку на рукоять пистолета, Дуайт чуть приподнял арбалет с уже вставленной стрелой.
Карл глубоко вздохнул, прижимая к себе Джуд, зарываясь носом в тонкие нежные волосы. Сестрёнка пахла яблочным пюре, шампунем с ароматом жвачки и ещё чем-то неуловимым. Так пахнут маленькие дети, щенки и котята.
Джудит недовольно запыхтела, упираясь ручонками ему в грудь, но Карл не отпускал, вдыхая этот аромат — аромат дома и безопасности.
— Карл не поедет! — Обстановка ощутимо накалилась.
Он медленно сошёл с широкого крыльца дома, который уже привык считать своим. Вышел на середину улицы, встав перед отцом:
— Я согласен. — Теперь все смотрели на него.
— Отлично, пацан. — Ниган довольно кивнул, словно учитель, услышавший правильный, но ожидаемый ответ. — Садись в машину. Пожитки можешь не собирать, кто знает, возможно, они тебе и не пригодятся. — По рядам спасителей прошелестел смешок.
— Карл… — Отец, пошатнувшись, шагнул к нему. — Не надо, не надо этого делать, я прошу тебя.
Постаревший, с потухшим взглядом, обезоруженный, слабый. Карл смотрел на отца, чувствуя странную обиду, будто тот его обманул. Прикидывался тем, кем не был на самом деле.
— Сынок. — Отец протянул руку, желая обнять, удержать, но Карл молча передал ему скуксившуюся Джудит и шагнул вперёд, к Нигану. К воротам он шёл, глядя прямо перед собой. На отца так и не оглянулся. Ни разу.
— Рик, ты же не совсем дурак, сам понимаешь, что это наилучший выход. — Ниган уже не улыбался, говорил серьёзно. Смотрел с искренним и оттого ещё более страшным сочувствием. — Ты и твои люди сидят тихо и трудятся, как муравьи, собирая припасы для меня, и Карл — драгоценный гость в Святилище. Как только в ваши буйные головы залетает шальная мыслишка о бунте… — Ниган замолчал, давая всем время самостоятельно представить возможные последствия. — Я ещё не знаю, что с ним сделаю, но обещаю, что это будет очень болезненно, очень мучительно и очень, очень долго. Достаточно долго, чтобы твой сын возненавидел тебя и твоих людей за то, что ему придётся пережить. И всё это будет по твоей вине, Рик. Не забывай, только по твоей.
Карл стоял перед большим белым фургоном, тупо разглядывая поцарапанную, со следами ржавчины дверь. Руки словно бы отяжелели, повисли вдоль тела.
— Чего замер, пацан? — Его ощутимо, но не больно толкнули в плечо. — Хочешь обнять на прощанье папку? Нет?
Ниган распахнул перед ним дверь, битой указал на сиденье. Медленно, с усилием, словно он под толщей воды, Карл ухватился за ручку, встал на подножку, потом сел. Он не стал оглядываться — и так знал, что увидит: освещённую полуденным солнцем улицу в пене зелёных листьев, аккуратные домики и людей. Испуганных, растерянных, нуждающихся в помощи. И отца, который ничем никому помочь не может.
— Не кисни, пацан, тебе у нас понравится. — Ниган сел рядом, заняв собой почти всё свободное пространство. Арат устроилась за рулём.
— Домой, милая. — Ниган устроился на сиденье, откидываясь на спинку. — А! Стоп! Ещё кое-что.
Он сорвал с головы Карла счастливую шляпу и вышвырнул в окно.
— Она тебе не идёт, пацан, я подберу что-нибудь более подходящее.
Белый фургон скрылся за поворотом, пыль улеглась, на дороге в грязи осталась только потрёпанная шляпа.
Карл сидел ровно, стараясь не касаться ни хмурой Арат слева, ни Нигана, который прикрыл глаза и словно задремал. Было неудобно, фургон потряхивало на выбоинах, так что Карл постепенно съехал вправо, плотно прижимаясь боком к Нигану, дёргался, отодвигаясь, но в результате съезжал ближе к Нигану. Тишина становилась всё более тягостной, и он не выдержал:
— Что… — Собственный голос показался неприятно-визгливым, Карл откашлялся. — Что будет на вашей базе?
Ниган улыбнулся, не открывая глаз:
— Это любопытство? Или страх? Надеюсь, что нет, иначе я буду очень разочарован, пацан, учитывая твой резвый старт.
— Я не боюсь, — процедил Карл с ненавистью, глядя на пустынное шоссе. — Просто хочу знать, чего мне ждать.
— А как же сюрпризы? Хочешь всё испортить? — Ниган повернулся к Карлу, внимательно его разглядывая, словно опять пытался найти что-то, незаметное для остальных. — Могу предложить несколько вариантов. Ты будешь петь для меня и Люсиль, ей понравилось.
Ниган вскинул биту, легко перехватив рукоять, и Карл невольно отшатнулся: казалось, что проволока пахнет кровью.
— Или, как вариант, ты будешь приглядывать за ходячими у входа. А может, ты займёшь ту уютную камеру, которую не оценил ваш дружок Дэрил. А может быть, ты предпочтёшь работать на меня вместе с остальными? Тогда мы заживём одной большой любящей семьёй, а? — Ниган собственническим жестом обхватил Карла за плечи. — Как тебе такой вариант?
— Этого не будет! — Карл с такой яростью сбросил с плеч тяжёлую руку, что толкнул локтем Арат — машина вильнула.
— Эй, эй! Тише, пацан, — осадил его Ниган, — ты же не хочешь угробить нас всех. Или хочешь?
Он вдруг ухватил Карла за подбородок жёсткими пальцами, вынуждая задрать голову, неудобно вывернув шею. Другой рукой убрал волосы с лица, с жестоким бесстыдством открывая зияющий чёрный провал. Уже не улыбался, встряхивал Карла, будто щенка, больно стискивая волосы на затылке.
— Отвечай, когда тебя спрашивают, пацан! Ты убил сегодня пять моих парней. Хочешь и меня убить? Всё ещё хочешь убить?
— Хочу! — Раскалённые молоточки начали отбивать бешеный хаотичный ритм на тонких височных костях. Голову разламывало болью. — Хочу! И тебя! И её! И ту сволочь с обожжённой мордой! И… — Он задохнулся, не находя нужных слов, стиснул кулаки.
Ниган смотрел с задумчивым любопытством.
— Ну, конечно, ты хочешь, пацан, как же иначе. Конечно. — Железная хватка на подбородке ослабла, Карл почувствовал, как жёсткая подушечка большого пальца очертила скулу осторожным изучающим касанием. Потом контур верхней губы. Надавливая, обнажая резцы.
— Хочешь убить, — повторил Ниган, — только вот не сможешь. Клыки-то у тебя ещё не отросли, пацан.
Он был так близко, что Карл отчётливо ощущал слабый запах мужского одеколона, а ещё томата и базилика — соус для спагетти, который они ели в Александрии.
— Что за хрень ты творишь? — Он сильнее стиснул кулаки, готовый ударить, но Ниган разжал хватку, отпуская.
— Не будем смущать Арат. Прости за эту сцену, дорогуша. — Девушка так и не отвела взгляда от дороги, словно была одна в кабине.
— С другой стороны, вот тебе ещё один вариант, как весело провести время в Святилище. Там, где мы никого не будем смущать.
На щёки Карла как кипятком плеснули, он не был уверен, правильно ли понял сказанное и вообще понял ли, что сейчас произошло. Очередная словесная стычка, полная беззубых угроз? Или нет?
До Святилища они ехали в тишине. Карл размышлял, не свалял ли он дурака, согласившись уехать. С другой стороны, и он, и отец, да все в Александрии понимали, что выбора не было. Или он уезжает, или кто-то умирает. Кто-то, кого Карл знает и любит. А так у него будет шанс обезглавить спасителей.
Морган относился к этой идее скептически, уверял, что Ниган нужен: он держит этот сброд в узде, а без него Александрии, Хиллтопу и Королевству придётся иметь дело с неорганизованными, но очень алчными и агрессивным ордами, так что с Ниганом надо договориться. Но Моргана не было с ними, когда убивали Абрахама и Гленна, не было, когда спасители обирали Александрию, заходя в любой понравившийся дом.
— Приехали! — Ниган легко выпрыгнул из кабины, со вкусом потянулся. Сделал несколько мощных резких взмахов битой и только потом обратил внимание на коленопреклонённых людей во дворе.
— Дом, милый дом! Ей-богу, это никогда не надоест. Можете вернуться к своим делам, парни. Пошли, пацан, первая экскурсия была, так сказать, эконом-вариантом, а теперь ты ВИП-персона. — Он довольно хохотнул. — Иди за мной.
К концу их небольшой прогулки Карл не мог не признать, что устроено Святилище так же разумно, как и Александрия, если не рациональней. Ниган позаботился о том, чтобы его небольшой командный центр был полностью самодостаточным. Тут были и огороды, и курятник, и даже небольшой рынок. Никто не болтался просто так, каждый был при деле, словно винтик в отлаженном механизме. Однако ни один винтик, как бы он ни был занят, не пропустил появление Нигана. На колени люди вставали легко и естественно, как будто их учили этому с самого детства, словно про демократию, равенство и свободу воли они и не слышали. А Ниган так же естественно принимал это.
Как ни прекрасно была устроена община, веселее Карлу не стало. Ниган же развлекался вовсю, играя роль радушного хозяина.
— Глянь на этот чудный двор, Карл! Любой идиот, вздумавший навестить нас без приглашения, пожалеет. Одна проблема: ходячие — товар скоропортящийся, требуют частой замены деталей. Займёшься этим? Выдадим тебе униформу и вперёд.
— Подойди поближе, Карл. Видишь эту прекрасную камеру? Не обращай внимания на пятна на стенах. Это просто кровь. Ты можешь жить здесь, как Дэрил до своего побега.
— А это моя комната, впрочем, тут ты уже был. Просто, но уютно. Ценю уединение. И главное, здесь мы никого не будем смущать. Разве что Люсиль, но она разное успела повидать.
Карл пытался игнорировать насмешки, но ему становилось всё тревожней: он не знал, что задумал Ниган, он устал, был голоден и чувствовал себя дураком, бросившимся на ветряные мельницы со ржавым мечом. В тюрьме им читали книжку про такого.
— Ну как тебе? — Ниган остановился около одной из дверей длинного коридора, место казалось знакомым, но Карл не мог собраться с мыслями и вспомнить почему. Что сказать, он не знал, не хвалить же в самом деле, как тут здорово всё устроено, а они в Александрии собирательством промышляют.
— От восторга язык проглотил? — Ниган ждал ответа.
— Эти люди… Они не равны. В Александрии не так, и моему отцу не нужно, чтобы кто-то вставал на колени перед ним, чтобы чувствовать себя лидером. — Карл угрюмо смотрел перед собой.
— Вот как? — Ниган привалился к стене. — Всё ещё верите в демократию? Ну, конечно, люди не равны, мальчик. Кто-то выходит за стену, рискуя жизнью, кто-то отсиживается в безопасности, копошась на грядках. О каком равенстве, чёрт возьми, ты говоришь?
Он сделал шаг и оказался совсем рядом, вынуждая Карла прижаться спиной к стене.
— Итак, что мне с тобой сделать? Ходячие? Камера? Или придумаем что-то повеселее?
— Ты же всё равно сделаешь, что решил, верно? — снова вскипел Карл. — Так говори уже! Мне плевать.
— Плевать? Примешь всё, что ни предложу, будешь, как упрямец Дэрил, сидеть голым и жрать собачий корм?
И, как раньше в фургоне, Ниган отвёл волосы с лица, собирая их на затылке, вынуждая запрокинуть голову.
— Так ты решил для себя, Карл? Стойко переносить страдания и ждать подходящего случая, что вонзить мне нож в спину?
Карл невольно вздрогнул, отводя взгляд.
— Большая ошибка, мальчик. Учись быть непредсказуемым, делай то, чего от тебя не ждут, и, может быть, твои мечты сбудутся однажды.
Он снова огладил контур губ, потом пальцы скользнули по щеке к чёрному провалу. Ближе. Ещё ближе. Карл напрягся, готовый дать отпор, но Ниган сам выпустил его, тихонько свистнул. Из-за угла хмурой тенью вышла Арат.
— Милая, проводи нашего гостя в его комнату и проследи, чтобы он ни в чём не нуждался, а я навещу девочек. Меня не беспокоить.
И он просто ушёл.
Спустя неделю в Святилище Карл измучился от чувства, о котором давным-давно забыл — от скуки. Его комната оказалась просто комнатой: кровать, шкаф, стол, коврик, занавески на окнах. И он действительно ни в чём не нуждался: еда здесь была лучше, чем в Александрии. Да здесь была даже библиотека, которая, как ни странно, не пустовала.
Карл мог ходить практически по всей общине, на него поглядывали настороженно, и общаться с ним никто не спешил: ни спасители, ни номера. Последние и вовсе отводили глаза и серыми мышками пробегали мимо. Спасители зыркали недружелюбно, но не трогали. Карл оказался в странной неожиданной изоляции, всё, что ему оставалось, — это бессмысленно бродить по Святилищу или сидеть в своей комнате.
Иногда он видел Нигана — тот проходил мимо, беседуя о чём-то то с Дуайтом, то с другими спасителями, обращая на него внимания не больше, чем на кусты томата, которыми гордился местный садовник, он же библиотекарь. Случалось, спасители уезжали, возвращались всегда оживлённые, шумно обсуждали, как кто-то кому-то навалял, как круто расправились с ходячими, как очистили округу от пришлого стада.
Карл слышал эти разговоры, и становилось просто невыносимо после жизни, что он вёл, после опасностей, что пережил, сидеть в четырёх стенах молчаливым, никому не интересным приведением.
Автор: serial.2012
Бета: Radioactive Scorpion
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Ниган/Карл
Категория: слэш
Жанр: Драма, Любовь/Ненависть, ООС
Рейтинг: R
Саммари: На форуме Экслера одна из посетительниц сказала:
Просто...зачем отдавать такого милого ребёнка, как Карл?
Тем более, что, хоть папка за него горло и перегрызёт, причём в прямом смысле, но по факту мальчику одиноко, обидно и вообще.
А Ниган бы за ним присматривал, Карл бы не влипал вечно куда-нибудь, хорошо питался, вовремя ложился спать. И ему бы периодически говорили, какой он замечательный, даже с одним глазом.
Что ж, здравая мысль, верно? Этот комментарий и заставил меня задуматься, а что если б?
Примечания: Для меня Ниган и Карл - это кинковый кинк)
1. Он всё время злится. Постоянно. Карл не может вспомнить и дня, когда в висках не отстукивали бы крохотные раскалённые молоточки. Он не знает, когда именно это началось. Когда они с мамой пришли к отцу в больницу? Мама улыбалась, уголки губ нервно и жалко дрожали.
— Папа поправится, Карл, я обещаю! — Она прижимала его к себе слишком сильно, до боли сжимая плечи, и цветочный аромат духов забивался в ноздри.
Потом он услышал много обещаний, но то, мамино, осталось единственным сбывшимся.
Были мама и Шейн, отскакивающие друг от друга при приближении Карла, точь-в-точь старшеклассники в школе. Был измотанный уставший отец. Шейн, за что-то злящийся на Карла. Растерянная Андреа, хватающаяся за пистолет при каждом удобном случае, а у самой глаза как у загнанной лани. Дейл, пытающийся всех успокоить. Был доктор, который решил убить их всех. Была пропавшая София.
Карл не помнил, когда гнев поселился в нём, вполз под кожу, разросся, угнездился, но он помнил момент, когда гнев впервые прорвался, заговорил в голос.
— Давай, пап, прикончи его! — Слова вырвались сами, и никакого чувства вины, только облегчение оттого, что молоточки, крохотные раскалённые молоточки перестали стучать в виски.
Отец так ничего и не увидел, ни тогда, ни потом, когда Карл выстрелил в Шейна. Мама забеспокоилась: видимо, почувствовала что-то, сама не понимая что. Иногда она смотрела на Карла, словно пыталась понять: её ли это ребёнок? Это всё ещё её голубоглазый малыш Карл, расхаживающий по ферме в счастливой шляпе? Мама не была трусихой, но Карлу казалось, что она упорно закрывала глаза, не хотела видеть, что он меняется. Оправдывала его слова грубостью или непониманием, требовала извиниться, настаивала, чтобы слушался отца. Только умирая, позволила себе взглянуть на него трезвым взглядом.
— Ты сильный, умный, добрый, смелый! Пусть этот мир не испортит тебя, Карл. Я надеюсь, он не испортит…
Твердила, как заклинание или как молитву, бесполезную и бессильную.
Мир уже его испортил. Сделал неправильным. Правильные мальчики не стреляют в людей, не проезжают равнодушно мимо взывающих о помощи. Правильные мальчики не хотят никого ударить, разбивая губы в кровь. Не хотят ни на кого кричать-кричать-кричать, срывая голос. Чтобы перестал быть слабаком, чтобы перестал обращаться как с ребёнком. Чтобы посмотрел, чтобы увидел, наконец. Но отец не видел, слишком занятый проблемами их маленькой, но на удивление живучей группки. Решал первоочерёдные задачи, обсуждал что-то с Мишонн, с Дэрилом, и Карл учился справляться с гневом самостоятельно. Понял, что его надо подкармливать, словно зверя, бросать ему изредка сырого мяса.
Однажды Карл убежал в Блок С, куда отец велел не соваться, но… Но к чёрту отца! К чёрту! На хер правила! На хер! В пизду! На хуй! Он хрипло шептал грязные взрослые ругательства, остервенело пиная ногами дохлого ходячего, когда за спиной раздалось удивлённое хмыканье. Развернулся Карл мгновенно, вскидывая дробовик и прицеливаясь, готовый выстрелить, но это был всего лишь Мерл. Мерл посмотрел удивлённо, но потом довольно хмыкнул:
— Что, пацанчик, тоже припекло? Неудивительно, с твоим-то папашкой. Каково быть сыном шерифа-Рика, э?
Карл растерялся, не зная, что ответить и не выглядеть при этом дураком, но Мерлу ответ и не был нужен, он снова хмыкнул:
— Знаешь, пацан, ругань, матюги — хорошо, но по-настоящему душу отвести можно только… — Фразу он не закончил, провёл по горлу своим крюком-протезом и дружелюбно подмигнул, словно просто новый сорт мороженого посоветовал.
Убить ходячего, или двух, или трёх. Или человека. Плохого, разумеется, человека. Он же не маньяк. Карл поймал себя на том, что обдумывает совет, то есть серьёзно размышляет над словами Мёрла.
Терзания отца или Моргана он не понимает, для Карла нет никакой моральной дилеммы. Ты просто делаешь выбор между своими и чужими, между «жить» или «умереть».
Но отец, Морган, Кэрол не могут выбрать с такой же лёгкостью, и поэтому Карл чувствует себя ещё более неправильным, словно бы с червоточиной. С гнильцой внутри. Он скрывает свои мысли, пытается поступать правильно.
У него почти получается, пока они не оказываются в Александрии, напоминающей тихий мирный оазис. Ну, или клетку с хомячками. Наивными, неповоротливыми меховыми комочками. Пока другие озираются, восхищённо разинув рты, а отец говорит о новом доме, где все они будут жить дружно и счастливо, Карла потряхивает от гнева. Почему, пока они таскались по обезлюдевшим дорогам, эти не видящие дальше своих стен идиоты жили сыто и безопасно? Ни смертей, ни крови, ни голода. Ни выбора между «убей» или «умри». У них осталось время даже на семейные разборки. Разве такие идиоты заслуживают Александрию? Определённо, нет! Как ни странно, отец думает так же. Хотя ему, разумеется, и в голову не придёт дать старой моралистке пинка под зад и занять её место. Он пытается договориться. Опять.
А Карл слоняется по Александрии, пытаясь утихомирить гнев внутри и справиться ещё с одной проблемой. Однажды утром он выходит на веранду и видит Мишонн, которая проделывает обычный набор ниндзя-упражнений. Стоит в планке, потом начинает медленно отжиматься, подтягивая колени к груди. Карл и раньше наблюдал подобное с лёгкой завистью, даже пытался повторять, но в то утро… Солнечные лучи как-то по-особенному освещают её фигуру, словно отлитую из тёмной бронзы, длинные изящные мускулы рук, округлые ягодицы. Карл видит крохотные бисеринки пота на плечах, над верхней губой, пухлой и наверняка мягкой. Он отступает назад в дом, торопливо и бесшумно, а потом так же дрочит себе в ванной, зажимая рот полотенцем. После этого случая мир меняется. Карл видит опасную грацию Мишонн, манящий изгиб губ Мэгги, игривый разлёт бровей Саши, бесконечно длинные ноги Розиты, тяжёлую грудь Тары, колышущуюся под растянутой футболкой.
Отец злится, просит не занимать душ и не тратить всю горячую воду, но пересилить себя Карл не может, подавить это новое чувство ещё сложнее, чем справиться с гневом.
Он мастурбирует вечером перед сном, и утром в душе, и даже иногда днём. Губы, плечи, грудь, бёдра сливаются в один неясный, расплывчатый образ. Иногда, нечасто, но бывает и такое, что в манящем хороводе этих образов он видит злой прищур из-под спутанных волос или бугрящиеся мышцы рук под белой, покрытой жёсткими тёмно-рыжими волосами кожей. Честно говоря, тот факт, что он дрочит в душе на мужчину, Карла не сильно смущает. Он и так был неправильным, так что изменилось? Сегодня он трогает грудь Энид и неумело, но настойчиво целует её в губы, завтра стонет, сжимая зубами полотенце, вспоминая, как Дэрил натягивал арбалет, как умело и ловко двигались его пальцы, наверняка жёсткие с мозолями на подушечках. Как бы это было, если бы Дэрил обхватил своими пальцами его член? Или стиснул сосок? Жёстко, почти до боли. Или… Больше Карл ничего не успевает придумать: кончает так сильно, что колени подгибаются и ему приходится опуститься на пол душевой.
А потом он лишается глаза и всё становится плохо. Отец хлопает по плечу, улыбается ободряюще, словно ничего не изменилось. Он не замечает, не хочет замечать, что теперь червоточина у сына на лице, уродливая чёрная дыра. Но отец ничего не говорит, ни о чём не спрашивает, он упорно отводит взгляд, как и все остальные в Александрии, кто приветствует Карла неестественно бодрыми голосами, точь-в-точь вожатые в скаутских лагерях. И тогда Карл тщательно зачёсывает волосы, закрывая уродливую червоточину, и снимает шляпу только перед сном, заперев дверь спальни.
«Вы участники парада перемен. При этом можно дирижировать оркестром, а можно убирать мусор за участниками праздника. Вы сами делаете выбор».
Фраза сама всплывает из закоулков памяти, и Карл снова чувствует запах мела в классе, видит разноцветные рисунки на стенах, залитых солнечным светом, и миссис Кук в старомодной коричневой юбке. Она постоянно сюсюкала с ним, называла малышом. Наверное, поэтому слова про парад и перемены, так не свойственные ей, запомнились.
Карл сидит вместе со всеми в церкви, склонив голову чуть вправо по быстро выработавшейся привычке. Так волосы закрывают повязку на лице.
— Я участник парада, — шепчет он беззвучно и вспоминает.
Холодная мокрая земля, воздух, со свистом вырывающийся из горящих лёгких, и худые, жалкие пальцы Мэгги, прижатые к посеревшему лицу. Запах меди, бьющий в нос. Бессильный вой отца. Высокая фигура перед ними. Ниган вальяжно прохаживается, красуясь, взмахивает битой. Вот уж кто точно на параде. Грёбаная мажоретка с битой вместо тросточки.
— Давай, малыш, облегчи душу, поплачь, что ли. — Ниган усмехается, но смотрит внимательно, пальцы крепко держат биту. Вся его вальяжность, расслабленность — всего лишь обманка, как у дремлющего льва. Вот он щурится на солнце, а через секунду откусит тебе башку. Ниган не сводит взгляда с лица Карла, потом коротко кивает, словно зарубку на память делает, и парад продолжается.
Карл не плачет, только сжимает губы плотнее, щёки горят, словно от пощёчин. Весь их маленький сплочённый отряд вдруг оказывается таким жалким! Они всего лишь убирают мусор за участниками парада. Просто жалкие мусорщики — вот кто они такие.
У отца странно подёргивается подбородок и безумный блуждающий взгляд, Мишонн выглядит растерянной и сломленной. Саша, Мэгги, Дэрил, Юджин. Невыносимо видеть их такими.
— Ложись-ка на землю, пацанчик, и расправь крылышки. Больно? — Ниган снова добродушно улыбается, помогая Карлу опуститься на землю, затягивая жгут на руке. Карл не боится, ему просто холодно, очень холодно, и ладони Нигана кажутся приятно горячими, почти ободряющими.
Потом ему будет стыдно за эти мысли.
Отец начинает умолять, сначала тихо, потом громче, захлёбываясь слезами, путаясь в словах и слогах. Карл не хочет видеть его таким, когда Ниган стоит рядом, лениво помахивая битой.
За эти мысли ему тоже будет стыдно.
— Просто сделай это! Просто сделай уже! — Карлу кажется, что он орёт. Как тогда, после разгрома тюрьмы, в заброшенном доме. Он готов принять боль. Нет глаза, не будет руки — похер! Что там на очереди? Нога?
— Сделай это! — Он жмурится до алых всполохов под веками, вот сейчас, сейчас.
Ничего не происходит. Над головой раздаётся смех, Ниган одобрительно треплет Рика по плечу, словно туповатого пса, выполнившего сложный трюк, а потом Спасители просто уезжают, забрав Дэрила, а остатки отряда остаются переживать своё унижение и горе. Карл не плачет. Он помогает нести Гленна, то, что осталось от Гленна, в Хиллтоп. Потом помогает рыть могилы. Потом ещё одну, уже в Александрии. Он горюет… Конечно, он горюет и вместе с остальными оплакивает Гленна и Абрахама, и ночью, лёжа без сна, вспоминает высокую фигуру в свете фар и алый фонтан, взметнувшийся над сырой землёй.
— Теперь Александрия будет жить так! — Карл вздрогнул, словно проснувшись. Отец принял решение, теперь они не сами по себе, Александрия примет навязанные ей условия. Люди выходили из церкви и расходились по домам, молча, опустив головы, уже придавленные общим страхом, общей виной, общим стыдом. Они больше не участники парада, они мусорщики.
И раскалённые молоточки забили с удвоенной силой.
— Отец, нам надо поговорить. — Карл встал в проёме двери, наблюдая, как Рик торопливо собирается. Аарон и Мишонн уже ждали внизу в холле, о чём-то негромко переговариваясь. Сейчас все говорили приглушённо, словно боялись привлечь ходячих.
— Не сейчас, Карл, я вернусь, тогда и побеседуем. — Отец даже не повернулся, проверяя содержимое рюкзака.
— Сейчас! — Вышло громче, чем он намеревался, зато отец наконец оглянулся.
— Даже не проси взять тебя с собой, кто-то должен остаться в Александрии, нельзя бросать людей после… — Он осёкся, лицо болезненно сморщилось, а глаза странно блеснули. — После случившегося.
— После того, как какой-то маньяк размолотил голову Абрахама в кровавую кашу. А потом сделал то же самое с Гленном. А потом забрал Дэрила. — Карл потёр ладонью горло, слова словно резали изнутри. Вот теперь отец забыл про рюкзак, выпрямился, повернулся к Карлу.
— Ты хочешь что-то сказать мне, Карл? — Когда-то давно он стушевался бы от этого вопроса и тона, каким он был задан. Когда-то, но не сейчас.
— Хочу! Отец, ты принимаешь условия Нигана? После всего, что мы пережили? После всего, за что боролись? Ради чего воевали? Ты хочешь просто взять и… и… прогнуться под этого ублюдка? Отдать ему всё? Работать на него? — Последние слова Карл выкрикнул. Тихий разговор в холле смолк: Мишонн и Аарон перестали делать вид, что увлечены беседой.
— Карл. — Отец успокаивающе протянул к нему руку, намереваясь погладить по плечу. — Мы не можем рисковать. Ты видел, что Ниган сделал с нашими друзьями, мы не можем рисковать их жизнями.
— Но ты смог! — Карл яростно тряхнул головой, отходя на шаг, не позволяя прикоснуться к себе. — Ты уже смог! Ты забыл? Ты рисковал Хёршеллом, ты не принял условия губернатора и позволил убить Хёршелла! Что сейчас изменилось? Это просто ещё один псих под стенами нашего дома! Просто ещё один гребаный псих, которому надо дать отпор!
— Карл. — Отец смотрел на него со странным выражением, скулы напряглись, так что всё лицо казалось каменной маской, если у масок бывают мешки под глазами и недельная щетина, конечно.
— Ох, Карл. — Он вдруг шагнул к нему, обхватил, прижимая к себе, не позволяя отодвинуться. Карл неловко замер, чувствуя горячее дыхание в волосах и запах мятной зубной пасты. Он попытался отодвинуться, но отец не дал, удержав.
— Всё изменилось, Карл. Всё. Есть ты, есть Джудит, и я не могу. — Отцовское дыхание сбилось, стало сиплым. — Я не могу потерять вас. Понимаешь, не могу.
Глаз, тот, что остался, вдруг защипало, и Карл зажмурился, отзываясь на объятие, утыкаясь носом в отцовское плечо, чувствуя, как его успокаивающе гладят по спине.
— Карл, сейчас не время. Мы не можем выступить против Нигана сейчас, ты понимаешь? — Отец отстранился, глядя ему в лицо.
Карл выдохнул, кивнул: он понял. Отец больше не в состоянии драться, слишком боится потерять то, что у него есть.
2. Ниган уходил. Не торопясь. Небрежно закинув на плечо треклятую биту. А им всем только и оставалось, что смотреть вслед, давясь бессильным злым отчаянием.
Карл, прижимая к себе притихшую Джудит, стоял на веранде рядом с телом Оливии, глядя на широкую спину в чёрной кожанке.
Его дом осквернили, хотелось ошпарить кипятком каждую паркетину, вышвырнуть на помойку посуду. Выкупать Джудит, самому принять душ. Сейчас. Ещё немного, и Ниган уедет. До следующего раза, разумеется.
— А знаешь, Рик, я тут подумал. — Ниган остановился у ворот. Он так и не обернулся, но его голос был прекрасно слышен каждому в мёртвой тишине александрийских улиц. — Я подумал, что ты и твоя блаженная компашка слишком легко отделались. Это против правил.
Лица присутствующих словно выцвели, лишившись красок. О том, как погибли Гленн и Абрахам, знали все.
— Твой сын убил пятерых. Твоя дикая кошка ранила Люсиль. Ты за моей спиной запасаешься оружием, а я, считай, всего лишь пальцем тебе погрозил. Так не пойдёт, нет, сэр! — Теперь Ниган развернулся на каблуках удивительно изящным для такого здорового мужика движением. Улыбнулся уверенно и нагло.
— В случившемся не было злого умысла. — Рик, прихрамывая, вышел на середину улицы, и Карл заметил, что отец словно старается остальных укрыть за спиной. Глупая, смешная попытка.
— Есть только отчаяние влюблённой женщины и подростковая глупость. Уверяю тебя, подобное больше не повторится. Дай мне… — Он замолчал, рот скривился в болезненной гримасе. — Позволь мне самому разобраться со своими людьми.
— Ри-ик. Рик-Рик-Рик. Ты меня удивляешь. Ты же бывший коп, верно? Разве глупость или влюблённость служат оправданием для попытки убийства? Или убийства? — Улыбка Нигана стала шире, он выглядел не просто довольным, он предвкушал что-то, как тогда в лесу.
Сердце Карла болезненно сжалось: кто на этот раз? Розита? Аарон? Габриэль?
Отец ещё стоял посреди улицы между Ниганом и своими людьми, но плечи его поникли. Эта битва была проиграна до первого удара.
— Надо бы, конечно, мне, как джентльмену, предоставить Люсиль право выбирать. Как думаешь, чьё смазливое личико ей захочется подпортить?
Бледная Розита, храбрясь, вздёрнула мелко подрагивающий подбородок, но промолчала. Её лимит на героические поступки был на сегодня исчерпан.
— У меня есть предложение получше: и Люсиль останется довольна, и никому не придётся умирать. Возможно, не придётся. — Ниган обвёл взглядом замерших в напряжённом ожидании людей.
— Что ты хочешь? — Рик повысил голос.
Ниган помолчал, смакуя момент, потом указал Люсиль на Карла.
— Я хочу твоего сына.
— Карла?
— А у тебя есть ещё один? Так зови всех, я выберу, но, признаюсь, Карл занимает особое место в моём сердце.
— Нет! Он никуда не поедет! — Отец мотнул головой, отвергая саму мысль о том, что Карла можно отдать, словно щенка из приюта. Правой рукой он провёл около бедра, хватаясь пальцами за воздух, и Карл понял: отец пытается взять револьвер, несуществующий, отобранный Ниганом револьвер.
Остальные молчали, кто-то облегчённо отвёл глаза, стараясь скрыть невольную радость: «Не я! Не меня!»
Аарон, Мишонн, Тара словно бы подобрались, готовые к схватке.
— Снова дерзишь мне, Рик? — Ниган вроде бы не повысил голоса, но в интонации металлом лязгнуло нечто, отчего его люди как по команде напряглись, глядя на александрийцев, словно на мишени в тире. Блондинка с копной жёстких кудрей положила руку на рукоять пистолета, Дуайт чуть приподнял арбалет с уже вставленной стрелой.
Карл глубоко вздохнул, прижимая к себе Джуд, зарываясь носом в тонкие нежные волосы. Сестрёнка пахла яблочным пюре, шампунем с ароматом жвачки и ещё чем-то неуловимым. Так пахнут маленькие дети, щенки и котята.
Джудит недовольно запыхтела, упираясь ручонками ему в грудь, но Карл не отпускал, вдыхая этот аромат — аромат дома и безопасности.
— Карл не поедет! — Обстановка ощутимо накалилась.
Он медленно сошёл с широкого крыльца дома, который уже привык считать своим. Вышел на середину улицы, встав перед отцом:
— Я согласен. — Теперь все смотрели на него.
— Отлично, пацан. — Ниган довольно кивнул, словно учитель, услышавший правильный, но ожидаемый ответ. — Садись в машину. Пожитки можешь не собирать, кто знает, возможно, они тебе и не пригодятся. — По рядам спасителей прошелестел смешок.
— Карл… — Отец, пошатнувшись, шагнул к нему. — Не надо, не надо этого делать, я прошу тебя.
Постаревший, с потухшим взглядом, обезоруженный, слабый. Карл смотрел на отца, чувствуя странную обиду, будто тот его обманул. Прикидывался тем, кем не был на самом деле.
— Сынок. — Отец протянул руку, желая обнять, удержать, но Карл молча передал ему скуксившуюся Джудит и шагнул вперёд, к Нигану. К воротам он шёл, глядя прямо перед собой. На отца так и не оглянулся. Ни разу.
— Рик, ты же не совсем дурак, сам понимаешь, что это наилучший выход. — Ниган уже не улыбался, говорил серьёзно. Смотрел с искренним и оттого ещё более страшным сочувствием. — Ты и твои люди сидят тихо и трудятся, как муравьи, собирая припасы для меня, и Карл — драгоценный гость в Святилище. Как только в ваши буйные головы залетает шальная мыслишка о бунте… — Ниган замолчал, давая всем время самостоятельно представить возможные последствия. — Я ещё не знаю, что с ним сделаю, но обещаю, что это будет очень болезненно, очень мучительно и очень, очень долго. Достаточно долго, чтобы твой сын возненавидел тебя и твоих людей за то, что ему придётся пережить. И всё это будет по твоей вине, Рик. Не забывай, только по твоей.
Карл стоял перед большим белым фургоном, тупо разглядывая поцарапанную, со следами ржавчины дверь. Руки словно бы отяжелели, повисли вдоль тела.
— Чего замер, пацан? — Его ощутимо, но не больно толкнули в плечо. — Хочешь обнять на прощанье папку? Нет?
Ниган распахнул перед ним дверь, битой указал на сиденье. Медленно, с усилием, словно он под толщей воды, Карл ухватился за ручку, встал на подножку, потом сел. Он не стал оглядываться — и так знал, что увидит: освещённую полуденным солнцем улицу в пене зелёных листьев, аккуратные домики и людей. Испуганных, растерянных, нуждающихся в помощи. И отца, который ничем никому помочь не может.
— Не кисни, пацан, тебе у нас понравится. — Ниган сел рядом, заняв собой почти всё свободное пространство. Арат устроилась за рулём.
— Домой, милая. — Ниган устроился на сиденье, откидываясь на спинку. — А! Стоп! Ещё кое-что.
Он сорвал с головы Карла счастливую шляпу и вышвырнул в окно.
— Она тебе не идёт, пацан, я подберу что-нибудь более подходящее.
Белый фургон скрылся за поворотом, пыль улеглась, на дороге в грязи осталась только потрёпанная шляпа.
Карл сидел ровно, стараясь не касаться ни хмурой Арат слева, ни Нигана, который прикрыл глаза и словно задремал. Было неудобно, фургон потряхивало на выбоинах, так что Карл постепенно съехал вправо, плотно прижимаясь боком к Нигану, дёргался, отодвигаясь, но в результате съезжал ближе к Нигану. Тишина становилась всё более тягостной, и он не выдержал:
— Что… — Собственный голос показался неприятно-визгливым, Карл откашлялся. — Что будет на вашей базе?
Ниган улыбнулся, не открывая глаз:
— Это любопытство? Или страх? Надеюсь, что нет, иначе я буду очень разочарован, пацан, учитывая твой резвый старт.
— Я не боюсь, — процедил Карл с ненавистью, глядя на пустынное шоссе. — Просто хочу знать, чего мне ждать.
— А как же сюрпризы? Хочешь всё испортить? — Ниган повернулся к Карлу, внимательно его разглядывая, словно опять пытался найти что-то, незаметное для остальных. — Могу предложить несколько вариантов. Ты будешь петь для меня и Люсиль, ей понравилось.
Ниган вскинул биту, легко перехватив рукоять, и Карл невольно отшатнулся: казалось, что проволока пахнет кровью.
— Или, как вариант, ты будешь приглядывать за ходячими у входа. А может, ты займёшь ту уютную камеру, которую не оценил ваш дружок Дэрил. А может быть, ты предпочтёшь работать на меня вместе с остальными? Тогда мы заживём одной большой любящей семьёй, а? — Ниган собственническим жестом обхватил Карла за плечи. — Как тебе такой вариант?
— Этого не будет! — Карл с такой яростью сбросил с плеч тяжёлую руку, что толкнул локтем Арат — машина вильнула.
— Эй, эй! Тише, пацан, — осадил его Ниган, — ты же не хочешь угробить нас всех. Или хочешь?
Он вдруг ухватил Карла за подбородок жёсткими пальцами, вынуждая задрать голову, неудобно вывернув шею. Другой рукой убрал волосы с лица, с жестоким бесстыдством открывая зияющий чёрный провал. Уже не улыбался, встряхивал Карла, будто щенка, больно стискивая волосы на затылке.
— Отвечай, когда тебя спрашивают, пацан! Ты убил сегодня пять моих парней. Хочешь и меня убить? Всё ещё хочешь убить?
— Хочу! — Раскалённые молоточки начали отбивать бешеный хаотичный ритм на тонких височных костях. Голову разламывало болью. — Хочу! И тебя! И её! И ту сволочь с обожжённой мордой! И… — Он задохнулся, не находя нужных слов, стиснул кулаки.
Ниган смотрел с задумчивым любопытством.
— Ну, конечно, ты хочешь, пацан, как же иначе. Конечно. — Железная хватка на подбородке ослабла, Карл почувствовал, как жёсткая подушечка большого пальца очертила скулу осторожным изучающим касанием. Потом контур верхней губы. Надавливая, обнажая резцы.
— Хочешь убить, — повторил Ниган, — только вот не сможешь. Клыки-то у тебя ещё не отросли, пацан.
Он был так близко, что Карл отчётливо ощущал слабый запах мужского одеколона, а ещё томата и базилика — соус для спагетти, который они ели в Александрии.
— Что за хрень ты творишь? — Он сильнее стиснул кулаки, готовый ударить, но Ниган разжал хватку, отпуская.
— Не будем смущать Арат. Прости за эту сцену, дорогуша. — Девушка так и не отвела взгляда от дороги, словно была одна в кабине.
— С другой стороны, вот тебе ещё один вариант, как весело провести время в Святилище. Там, где мы никого не будем смущать.
На щёки Карла как кипятком плеснули, он не был уверен, правильно ли понял сказанное и вообще понял ли, что сейчас произошло. Очередная словесная стычка, полная беззубых угроз? Или нет?
До Святилища они ехали в тишине. Карл размышлял, не свалял ли он дурака, согласившись уехать. С другой стороны, и он, и отец, да все в Александрии понимали, что выбора не было. Или он уезжает, или кто-то умирает. Кто-то, кого Карл знает и любит. А так у него будет шанс обезглавить спасителей.
Морган относился к этой идее скептически, уверял, что Ниган нужен: он держит этот сброд в узде, а без него Александрии, Хиллтопу и Королевству придётся иметь дело с неорганизованными, но очень алчными и агрессивным ордами, так что с Ниганом надо договориться. Но Моргана не было с ними, когда убивали Абрахама и Гленна, не было, когда спасители обирали Александрию, заходя в любой понравившийся дом.
— Приехали! — Ниган легко выпрыгнул из кабины, со вкусом потянулся. Сделал несколько мощных резких взмахов битой и только потом обратил внимание на коленопреклонённых людей во дворе.
— Дом, милый дом! Ей-богу, это никогда не надоест. Можете вернуться к своим делам, парни. Пошли, пацан, первая экскурсия была, так сказать, эконом-вариантом, а теперь ты ВИП-персона. — Он довольно хохотнул. — Иди за мной.
К концу их небольшой прогулки Карл не мог не признать, что устроено Святилище так же разумно, как и Александрия, если не рациональней. Ниган позаботился о том, чтобы его небольшой командный центр был полностью самодостаточным. Тут были и огороды, и курятник, и даже небольшой рынок. Никто не болтался просто так, каждый был при деле, словно винтик в отлаженном механизме. Однако ни один винтик, как бы он ни был занят, не пропустил появление Нигана. На колени люди вставали легко и естественно, как будто их учили этому с самого детства, словно про демократию, равенство и свободу воли они и не слышали. А Ниган так же естественно принимал это.
Как ни прекрасно была устроена община, веселее Карлу не стало. Ниган же развлекался вовсю, играя роль радушного хозяина.
— Глянь на этот чудный двор, Карл! Любой идиот, вздумавший навестить нас без приглашения, пожалеет. Одна проблема: ходячие — товар скоропортящийся, требуют частой замены деталей. Займёшься этим? Выдадим тебе униформу и вперёд.
— Подойди поближе, Карл. Видишь эту прекрасную камеру? Не обращай внимания на пятна на стенах. Это просто кровь. Ты можешь жить здесь, как Дэрил до своего побега.
— А это моя комната, впрочем, тут ты уже был. Просто, но уютно. Ценю уединение. И главное, здесь мы никого не будем смущать. Разве что Люсиль, но она разное успела повидать.
Карл пытался игнорировать насмешки, но ему становилось всё тревожней: он не знал, что задумал Ниган, он устал, был голоден и чувствовал себя дураком, бросившимся на ветряные мельницы со ржавым мечом. В тюрьме им читали книжку про такого.
— Ну как тебе? — Ниган остановился около одной из дверей длинного коридора, место казалось знакомым, но Карл не мог собраться с мыслями и вспомнить почему. Что сказать, он не знал, не хвалить же в самом деле, как тут здорово всё устроено, а они в Александрии собирательством промышляют.
— От восторга язык проглотил? — Ниган ждал ответа.
— Эти люди… Они не равны. В Александрии не так, и моему отцу не нужно, чтобы кто-то вставал на колени перед ним, чтобы чувствовать себя лидером. — Карл угрюмо смотрел перед собой.
— Вот как? — Ниган привалился к стене. — Всё ещё верите в демократию? Ну, конечно, люди не равны, мальчик. Кто-то выходит за стену, рискуя жизнью, кто-то отсиживается в безопасности, копошась на грядках. О каком равенстве, чёрт возьми, ты говоришь?
Он сделал шаг и оказался совсем рядом, вынуждая Карла прижаться спиной к стене.
— Итак, что мне с тобой сделать? Ходячие? Камера? Или придумаем что-то повеселее?
— Ты же всё равно сделаешь, что решил, верно? — снова вскипел Карл. — Так говори уже! Мне плевать.
— Плевать? Примешь всё, что ни предложу, будешь, как упрямец Дэрил, сидеть голым и жрать собачий корм?
И, как раньше в фургоне, Ниган отвёл волосы с лица, собирая их на затылке, вынуждая запрокинуть голову.
— Так ты решил для себя, Карл? Стойко переносить страдания и ждать подходящего случая, что вонзить мне нож в спину?
Карл невольно вздрогнул, отводя взгляд.
— Большая ошибка, мальчик. Учись быть непредсказуемым, делай то, чего от тебя не ждут, и, может быть, твои мечты сбудутся однажды.
Он снова огладил контур губ, потом пальцы скользнули по щеке к чёрному провалу. Ближе. Ещё ближе. Карл напрягся, готовый дать отпор, но Ниган сам выпустил его, тихонько свистнул. Из-за угла хмурой тенью вышла Арат.
— Милая, проводи нашего гостя в его комнату и проследи, чтобы он ни в чём не нуждался, а я навещу девочек. Меня не беспокоить.
И он просто ушёл.
Спустя неделю в Святилище Карл измучился от чувства, о котором давным-давно забыл — от скуки. Его комната оказалась просто комнатой: кровать, шкаф, стол, коврик, занавески на окнах. И он действительно ни в чём не нуждался: еда здесь была лучше, чем в Александрии. Да здесь была даже библиотека, которая, как ни странно, не пустовала.
Карл мог ходить практически по всей общине, на него поглядывали настороженно, и общаться с ним никто не спешил: ни спасители, ни номера. Последние и вовсе отводили глаза и серыми мышками пробегали мимо. Спасители зыркали недружелюбно, но не трогали. Карл оказался в странной неожиданной изоляции, всё, что ему оставалось, — это бессмысленно бродить по Святилищу или сидеть в своей комнате.
Иногда он видел Нигана — тот проходил мимо, беседуя о чём-то то с Дуайтом, то с другими спасителями, обращая на него внимания не больше, чем на кусты томата, которыми гордился местный садовник, он же библиотекарь. Случалось, спасители уезжали, возвращались всегда оживлённые, шумно обсуждали, как кто-то кому-то навалял, как круто расправились с ходячими, как очистили округу от пришлого стада.
Карл слышал эти разговоры, и становилось просто невыносимо после жизни, что он вёл, после опасностей, что пережил, сидеть в четырёх стенах молчаливым, никому не интересным приведением.
-
-
01.06.2017 в 01:34Но это ведь только начало, да?)
-
-
01.06.2017 в 16:03-
-
02.06.2017 в 00:16Над продолжением я работаю)